Серые будни. Серые здания. Серые люди, идущие по своим делам. Никто не оглянется, а даже если и оглянется – не заметит хрупкую фигурку, казалось, без дела прислонившуюся к огромной темной колоне. Ищущим взглядом Алина оглядывала прохожих – а ни кому и не было дела до ломающегося мира девочки. Вопросительным взглядом, казалось, она хотела найти ответ в лицах прохожих. А смысл?

Вот вышла мама девочки — Зинаида Игоревна, чрезмерно молода для «Игоревна» и чрезмерно строга, для «просто Зина». Отругав без дела стоящую Алину и нагрузив ее порцией коробок, она не заметила растерянности в глазах десятилетнего ребенка.

Алина с грустью смотрела на отдаляющиеся родные дома, места, школу. Ей казалось – мир рушится. А ведь всего каких-то пол год назад свою семью она считала идеальной в прямом смысле этого слова: красавица мама, успевающая везде и всюду (в ее-то двадцать восемь!), отец, которого Алина безумно любила, и который, как ей казалось — любил ее, замечательная бабушка, квартира в центре, Алина не отказывала себе ни в чем. И тут развод родителей, новый человек в семье, который пусть и приводил обожаемую маму в восторг, что на ее щеках появлялись такие любимые Алиной ямочки, но  — абсолютно чужой, бабушкины болезни, разрыв с отцом… Но последней каплей стал их переезд из большой (по тем-то временам) квартиры в центре. Весь ее мир обрушился в один момент. Кажется все. Больше нет выхода.

Это была зима. А может и поздняя осень. Алина стояла у окна, медленно падал снег, пушистый и замечательный. Деревья, сад и двор внизу действительно казался сказочным! Но девочке было не до сказочного великолепия двора, да и какое может быть великолепие?! Ей казалось, что ее сослали в ссылку. Причем навсегда. За что? За какие грехи? Маленькая девочка с того момента очень повзрослела, хотя скорее заставила себя повзрослеть. Она поняла, в ее истории слишком много «кажется». А на самом деле это уже не кажется, а уже «точно».